Впервые я почувствовала какую-то особую лёгкость в теле. Видно день готовил мне что-то чудесное. В предвкушении, что случится нечто необычное, я летела по городу. По серому, промозглому, утреннему городу. Прохожие утыкались взглядом в ноги, а я против обыкновения, пыталась всмотреться в их лица. И улыбалась. 

Я была быстра и стремительна. Мне хотелось бежать. И я побежала. По переходу метро, маневрируя между людьми. Я не сразу поняла, что не сразу могу остановиться, что моя скорость превышает мыслимую для меня, вообще для обычного среднестатистического человека, не легкоатлета. Я выбралась на поверхность. Я бежала в сторону какого-то здания со стеклянными стенами. Снова не затормозила вовремя и со всего маху впечаталась в стеклянную дверь, которая просто напросто не успела открыться, датчик движения зафиксировал меня слишком поздно. Отлепив себя от поверхности, я заставила себя идти нарочито медленно. Турникет, карточка. Я прохожу и по эскалатору на второй этаж. Просторный холл. Какие-то люди сидящие в креслах. Мои родные. Я машу им, но на меня никто не обращает внимания. Удивлённо пожимаю плечами и становлюсь за спинами стоящих напротив этих кресел с людьми. Их трое. Лица их хмурые. 

Начинают разговор. И я слышу страшные слова «убийство», «кровь», «нож»… Я вижу хмурые лица родных. Не заплаканные, но дико сосредоточенные. Заглядываю через плечо одного из стоящих и вижу фото в папке, что он держит в руке. Моя постель залитая кровью. Из под мокрой простыни выглядывает рука. Моя рука. И рыжие волосы, слипшиеся от крови на подушке в бурых пятнах. Смутная догадка. Смотрю на свои руки. На фото. Снова на руки. 
Всё ведь в порядке!
Выхожу из-за спин. На меня так никто и не обращает внимания. Я смотрю на Лето. Приближаюсь к нему.
И вижу его округлившиеся от ужаса глаза и приоткрытые губы, с которых, кажется, готов сорваться крик. И я понимаю, что он меня видит. И только он. Но, как оказалось, не слышит. Делаю знаки руками, вопрошаю о случившемся. Он глупо кивает и смотрит на следователей.

Я подхожу к родителям и осторожно касаюсь их. Они чувствуют касания. Меня начинает забавлять эта ситуация. Больно только смотреть в их лица.

Я — призрак. Но плотный, осязаемый. Иначе, как бы я  билась в стеклянные двери?! Как бы я касалась их? 

Приходит человек в форме. Приносит какую-то распечатку. Слышу слова «пропуск», «воспользовался несколько минут назад», «в базе отметилось». Их недоумевающие взгляды. А я достаю пропуск из кармана и хитро улыбаюсь. Они осматриваются. Но не видят меня. И те, левые люди, сидящие рядом с родными не видят. А вот они, кажется, заметили. Киваю им и радостно машу руками. Их мировая скорбь на лицах сменяется недоумением. А я уже откровенно веселюсь. Начинаю плясать перед ними дурацкий танец и строить морды «невидящим». Мои прыскают со смеха. И сразу делают невозмутимые лица. Догадываюсь о чём-то. Нереальном в моём присутствии. 

Лето убил меня. Не простил моей любви. Любви в ядовитому. Сжигающей любви. Не вынес сам этого. Раскаялся сразу. Но меня нет. 

Забавно, что они меня видят. Может, от того, что я родной человек. Зато я знаю откуда эта удивительная лёгкость и скорость. Я пробую парить. Выходит плохо. Я беру разгон и подпрыгиваю. И я лечу. Пока плавно не спускаюсь снова вниз. Не в силах затормозить, впечатываюсь в стену. Трясу головой. Мои недоумённо следят за моими передвижениями. 

И я понимаю, что не хочу ничего этого. Какого чёрта? Я живая!
Я подлетаю к ни в чём не повинному дядечке, сидящему в кресле и влепляю ему пощёчину. Звонкую. Он поворачивает лицо ко мне. И видит!!! Я по глазам читаю, что видит! И они все могут меня видеть.
Моя догадка. Могут. Нужно лишь застваить их сделать это. И поверить. Я буду жить. Я воскресну!